В ней есть то, что составляет суть одного из моих страхов. Главного, может быть, страха. Это страх перед годами, даже десятилетиями, которые ты проводишь в пустоте, в прыжке, в отчаянной попытке перебраться на другой край пропасти. Ты оттолкнулся - и идут годы, и ты привыкаешь к этому безвоздушному пространству, и учишься сосуществовать с болью прошлого и неизвестностью будущего, потому что ведь никакой гарантии нет, что ты не рухнешь в конце концов, устав бороться, - и можно заполнить эти годы чем-то, но всё равно ты в пустоте, - и никто не сказал, что даже если ты одолеешь пропасть, тебе понравится то, что ты найдешь на том краю, - что боль прошлого уйдет, - и ты летишь, и годы, а то и десятки лет проходят прежде, чем.
Понятно, что "Полковнику никто не пишет" - в том числе об этом (наверное, тут и кроется генетическая связь между текстами Маркеса и Яны). "Скажи, что мы будем есть?" - "Дерьмо".
И понятно также, что если надо, мы именно это и будем делать. И однажды победим. И даже если не победим, плевать, потому что, как сказал бы вам любой викторианский полковник, главное - не победа, а борьба.
Но страха, и боли, и пустоты это всё не отменяет.
