Я стоял и думал, что через несколько лет буду вспоминать вчерашний разговор с Антонией Байетт как некий момент особенного счастья, которое бывает очень редко. Не то чтобы я был фанатом разделения рутины и прочего. Нет, просто такое у меня геополитическое положение: я временами заглядываю в другие миры. В чужие миры. Я не могу сделаться там своим. С писателями еще как-то, а вот была несколько лет назад тут одна театральная труппа, от которой веяло такой гармонией, что ощущение невозможности быть к этой гармонии причастным сделалось невыносимым. И так бывает часто - на фестивалях в основном. На несколько дней ты оказываешься в другом мире. В чужом мире. Хотя местами вполне сходишь за своего. (Собственно, именно для этого мне нужны языки - иначе я был бы выключен много откуда полностью.)
Потом их поезда уходят, а ты остаешься. Ибо живешь на полустанке. Пять лет назад (о господи) я написал пессимистическое стихотворение почти про это.
Надо сказать, конечно, что картина тут упрощена. Это история еще и о том, что я не умею и не могу поддерживать насыщенное общение на расстоянии, с одной стороны; но что временами эфемерные связи проявляются и много лет спустя - с другой. Никто не знает, куда занесет его завтра и что и как в этом завтра проявится (у меня в этом году кое-что проявлялось так, что я не знал, смеяться или плакать). И даже мимолетные беседы для чего-то нужны; опять же, пути неисповедимы. В конце концов, верю я и в то, что общение никогда не ограничивается физическим миром.
Со временем я стал преодолевать приступы такой тоски. Впервые это произошло, когда мы с Андреем Ивановым ездили на московский литфест - в 2010-м, что ли? - где были Мариам Петросян, Джоан Харрис и Дмитрий Львович Быков. Почему-то после той поездки тоску как рукой сняло. Но некоторое сожаление остается. Может, это и иллюзия, но, кажется, мы могли бы говорить о разном куда дольше.
