Статья прекрасна еще и тем, что показывает, как менялось отношение к Третьему рейху и его бонзам на протяжении всего времени после 1945 года. Вот тут - очень интересно, по-моему. Особенно в свете всяких событий и полемик.
Значит, сразу после 1945 года СС и - шире - все инициаторы войны и Холокоста, а особенно самые верхние нацисты виделись как воплощение зла, ужасные демоны, искусившие целую нацию; как кучка дегенератов, сумасшедших, садистов, которые пришли к власти, подтянули к себе себе подобных, - и вот вам результат. Во многом этому способствовали, конечно же, те, кто Нюрнбергский процесс пережил - Вольф и Шелленберг описывали Гейдриха как дьявола во плоти (он был в этом смысле прибыльный персонаж, ушедший в могилу даже раньше Гитлера, на него можно было вешать любых кошек), - и такой угол зрения был выгоден, в общем, всем в принципе. Те, кто участвовал, а это, считайте, практически вся Германия, половина Франции и так далее, получали своего рода психологичесое алиби - их искусили, не виноватая я, он сам пришел. С другой стороны, если нацизм стал возможен ввиду демонов, значит, нам в наших демократиях ничего не грозит. Стоит только допустить, что Гитлер и его присные были нормальными людьми - в значении "такие же, как мы с вами, а то и умнее", - ну, вы поняли. Так что лучше думать, что "у нас это невозможно".
Потом Симон Визенталь поймах Эйхмана, и был процесс, и все увидели, что в стеклянном кубе сидит не дьявол in the flesh, а какой-то замухрыжистый серый чиновник, лысеющий акакий-акакиевич с перхотью на пиджаке, пошлый мещанин, банальный во всех проявлениях (он читал в тюрьме "Лолиту" и плевался - какая гадость!). Он ни в чем не считал себя виновным. Хуже того, его сложно было и счесть виновным. Я всего лишь выполнял приказ, время было такое, что вы ко мне прицепились? Ханна Арендт, метафизически побившись головой об эту стеклянную стену, провозгласила "банальность зла" и заодно заговорила о покорности жертв, вследствие чего рассорилась со всем Израилем.
Отсюда пошло второе, противоположное толкование: Третий рейх был всего-то супербюрократической машиной, покорной гитлеровскому плану окончательного решения еврейского вопроса и обеспечения ариям лебенсраума. Эта машина, в которой эйхманы и гейдрихи были шестеренками, овеществляла "Майн Кампф". Такая картина тоже давала психологическую защиту, только с другого конца: как пишет Геруорт, "массовое убийство евреев виделось уже не как откат к варварству, но как зенит современной бюрократии и дегуманизирующей технологии, нашедшей окончательное выражение в анонимных фабриках убийства Аушвица".
Я тут замечу, что к обоим этим - противоположным, но равно абстрактным и, если чуть подумать головой, ложным взглядам - можно привинтить свои "культурные тенденции". В первом случае это будет романтическая тенденция "зигфрид-вагнер-ницше-сверхчеловеки", во втором - знаменитый нацпредрассудок насчет немецкой аккуратности и подчинябельности. Эта ваша культура что дышло, говорю же.
Таков был тренд 1970-х и 1980-х. Отсюда, как я понимаю, вырос интенционализм - попытка объяснить войну и Холокост как продукты жесткой иерархической системы, почти перфектной вертикали власти с грезами Гитлера на одном конце и покорной безликой массой на другом. Массой, обратно ни в чем не виноватой, замечу я, в силу своей анонимности и предположительной безвольности.
Однако в последнее время интенционалистам возразили функционалисты - и это нынешний тренд-консенсус, - сказавшие, что фига вам: никакой жесткой иерархии в рейхе не было, а была сложная искаженная система, в которой неочевидным образом конкурировали куча индивидов и институций. (Фантастическая заслуга Юлиана Семенова, я считаю, в том, что именно таким показан рейх в "Семнадцати мгновениях".) Никакого детально проработанного плана не было тоже. А была моральная клиодинамика (я поставлю копирайт, ибо), в которой участвовали миллионы воль.
Мне нравится этот функционалистский подход, потому что он сообщает нам три вещи:
1) о чем бы мы ни говорили в истории, речь всегда идет о системах из конкретных людей;
2) обобщения следует отметать, потому что они не проходят критерий Поппера - ими можно постфактум объяснит что угодно (см. выше; ну или вот вам другой пример - собственно Гейдрих, родившийся в семье католиков-музыкантов; можно живо придумать, как католичество и немецкая музыка воспитали его до протектора Богемии и Моравии; можно придумать вообще что угодно; но это будет не наука, а wishful thinking - "культура" дает любое количество решений такого рода);
3) во главу угла следует ставить моральный выбор. То есть - вне зависимости от любых "культурных тенденций" - грубо говоря, согласился человек убивать - прямо, косвенно (помните, в "Сказке о Тройке": "Ну что вы! Лично - никогда") - или не согласился. Всё.
Этот выбор может принимать очень сложные формы, как в рейхе и было, как есть и сейчас. Но по сути такая морально абсолютистская система координат дает неизмеримо больше для нас-сейчас, чем все ваши "культуры" и "национальности" вместе взятые. Она сводит вопрос к практической психологии, с которой - в том числе с собственной - мы можем и должны работать.
На деле, я думаю, попытка объяснить что-то "тенденциями культуры" или схожими абстракциями есть попытка обойти индивидуальное моральное решение. Может быть, из (подсознательного) страха оказаться морально слабым в решающий момент. Или из (подспудного) желания гарантировать себе моральную неуязвимость, да еще и не прикладывая к тому никаких усилий; что, в принципе, одно и то же, просто с разных концов.
И это, кстати, глубинное течение нацизма так такового: договориться с такими, как ты, что вся скверна мира кроется в не таких, как вы, а потом уничтожить всех уродов. Если вы простой националист и никого не хотите уничтожать, а просто подчеркиваете преимущества своего народа и своей культуры перед другими, не беспокойтесь: уничтожатели найдутся ("и те, кто придут за тобой", тоже). Хотя история, понятно, никого ничему не учит.
Все дело в личном моральном выборе.
Короче, вот нам bad news: каждый из нас может стать Гитлером. И вот нам good news: каждый из нас может стать Иисусом или там Гаутамой (подставьте имя). Все остальное - мне очень жаль - от лукавого.