Сергей Жарковский написал вчера ночью о том, что-значит-быть-писателем, про старика на закорках, который орет и шепчет тебе чего-то, про компромиссы писателя и человека. Не знаю. Четверть века попыток чего-нибудь сочинить неизбежно приводят к мыслям по поводу, но в итоге остается только история - и то, что за ней - то, ради чего ее рассказывают.
Алессандро и Дженет тут весьма показательны; как в старом фильме было: "Всюду наблюдается противоположность единств и единство противоположностей".
Барикко делает вид, что рассказывает одну историю, но на деле историй у него множество, и все они очень разные, и редкая история пересекается с другой иначе, нежели зацепившись рукавом на резком повороте трассы длиной в жизнь; герои его почти вне времени, они раз за разом входят в реку Хронос - и выходят сухими из воды. Уинтерсон делает вид, что рассказывает множество историй, которые связаны между собой весьма эфемерно, но на деле история у нее - одна, единственная, и она именно такая; героини ее - не вне времени, но по ту сторону его, они бросаются в поток, чтобы грациозно пройти по водной глади туда, где времени больше не будет.
Барикко развешивает в мерцающем воздухе мириады хрустальных сфер разных диковинных конструкций, потом включает солнце; свет преломляется тысячью способов, чтобы сложиться в последний момент перед тьмой/смертью в полную смысла и красоты невесомую чудесную конструкцию. Щелчок. Время покинуть кинозал.
Уинтерсон просто включает солнце.
Мне сказали, что Барикко типичен для современной итальянской литературы. Это, наверное, да, тем более что мы сразу вспомнили о моем любимом Дино Буццати. Параллели - вещь неблагодарная, конечно; Трасса из "Такой истории" может с одинаковым успехом расти из воннегутовской "Синей Бороды", из автомотоспорта, из рассказов Буццати, которые - очень многие мною читанные и за редкими исключениями вроде "Оборотней с Виа Сесостри" - есть овеществление очередной метафоры жизни как течения времени. Будь то "Семь гонцов" с бесконечным удалением от родного королевства; "Поезд" - как в той песне Кутуньо, il treno va, остановка за остановкой (и корабль, опять же, плывет, и на борту, конечно, черным по черному - "Титаник"); "Капля" с отмеряющей время каплей, что движется вверх по лестнице; мои любимые "Стены Анагора"; и так далее. У Барикко жизнь - это Трасса. Если бы я ощущал себя новым русским Барикко, я написал бы книгу, в которой жизнью окажется Поле, и назвал бы ее "Прожить и перейти". Хотя что-то подсказывает мне, что такая книга наверняка уже написана.
Тут важна не метафоризация как таковая (добрая половина "Спун-Ривер" Мастерсона, например, - об этом). Тут важно, что Время, пожирающее своих детей, оказывается непобедимым. Это Гойя-и-Лусиентес из деревни Фуэндетодос повесил своего "Сатурна" в столовой, а герои Барикко пытаются как-то по-своему с Кроносом бороться. Они из него выпадают; они его заклинают дневниками и письмами сквозь жизнь; они подвергают его изощренному иносказанию. Вотще. Они любят друг друга невысказанно, и никогда больше не встречаются, и, может быть, любовь кого-то спасает, но что там за бездной, счастье или отчаяние, мы не узнаем. "Жизнь прекрасна, жизнь печальна, вот и все, что вам нужно знать". Я был очарован Барикко, пока читал эту чудную книгу, но во чреве моем книга эта стала горька, ибо я не разглядел в ней ни надежды, ни Бога.
Барикко можно долго обсуждать, разгадывать, обдумывать - пока не пройдет боль. Уинтерсон разгадывать не имеет смысла. Она знать не желает правил, в том числе - правил, по которым рассказывают историю. Вот идет Вавилон Мрак, викторианский священник, живущий двойной жизнью; вот Дарвин и, разумеется, Стивенсон; вот слепой Пью; все на поверхности; историй, кажется, великое множество, но на деле история одна. Лучше самой Уинтерсон ее никто не расскажет. История очень простая и очень честная.
О том, как включить солнце.
Барикко живет в Риме с женой и сыном; Уинтерсон - лесбиянка, чуть не отбившая жену у Джулиана Барнса. Надеюсь, мы все могли бы стать друзьями. "Шелк" и "Страсть", "Море-океан" и "Тайнопись плоти" - на очереди.
Алессандро я кланяюсь, Дженет - улыбаюсь.
Пью, почему моя мама не вышла замуж за папу?
У нее не было времени. Он пришел и ушел.
А почему Вавилон Мрак не женился на Молли?
Он в ней сомневался. Никогда не сомневайся в тех, кого любишь.
Но тебе могут говорить неправду.
Это неважно. Ты им правду говори.
Ты о чем?
Ты не можешь быть честной за другого, дитя, но можешь быть за себя.
И что мне говорить?
Когда?
Когда я полюблю кого-нибудь.
Так и скажи.
